Анастасия Цымбал
Сергей Волков в роли Бертольта Брехта ("Кабаре Брехт", реж. Юрий Бутусов, Театр имени Ленсовета)
Я, Бертольт Брехт, зачат в лесах дремучих.
Мать моя вынесла меня в города в чреве своем.
И холод лесов дремучих во мне останется навсегда.
Асфальтный город – мой дом.
(''О бедном Б. Б.'')
Рождение
Стук сердца. В центральной точке сцены высвечивается существо. Не человек даже, а нечто скорченное, сломленное пополам будто от сильной боли. Он начинает издавать истошные звуки, сопровождаемые музыкой. Сказать, что он поет, будет не точно, скорее освобождает себя от произносимых слов. Слышна немецкая речь, но разобрать выражения трудно. Он крепко "сжимает сердце" одной рукой, другой облокачивается на согнутые в коленях ноги, его неестественно покачивает из стороны в сторону, он медленно поднимается на носочки из своего прежнего скомканного положения. Борется с чем-то невидимым, выкрикивает фразы громче, яростный и бешеный, он производит отталкивающее впечатление. "Вытащив сердце", он выпрямляется, надевает потрепанную кожаную куртку и открывает дверь с незамысловатой надписью: «Б.Б.»
«Б.Б.»
«Кто вы?» - спрашивают они. И сами же себе отвечают, он «человек, с выражением сомнения на лице». Он - это Сергей Волков, который сегодня играет Бертольта Брехта, они - молодые артисты Театра им. Ленсовета, играющие актеров театра Б.Б. «Я - Бертольт Брехт» - принятие роли Брехта позади. Я говорю слово "принятие" не случайно. Актер Волков не вживается, не становится Брехтом, он показывает его не как историю, а как процесс «человека изменчивого и изменяющегося». Волков пытается рационально и чувственно нащупать того «холодного человека, в котором билось горячее сердце» (Так Б.Б. отзывался о Мейер-Грефе, а теперь мы - о нем). «Артист — это, вероятно, такой человек, который делает что-либо особенно подчеркнуто, ну, например, пьет». Волков подчеркивает в себе Брехта, которого делает содержательным за счет текстов и стихов ББ.
Брехт имел лицо невыразительное, вытянутое вдоль; маленькие круглые невозмутимые глаза обрамляли круглые очки. Карл Цукмайер о Брехте: «В своей свободной, даже чрезмерно просторной кожаной куртке он походил одновременно и на водителя грузовика, и на иезуита». «Если бы не монашеское лицо и не зачесанные на лоб волосы, то прямо шофер, а в чем-то русский народный комиссар», - именно так вспоминал позже Георг Гросс, а Наталья Розенталь, жена наркома просвещения Луначарского, считала, что Брехт «похож на студента или бакалавра».
На интернет-страничке театра, посвященной Сергею Волкову, выпускнику актерского курса этого года, мы видим взъерошенные небрежные светлые волосы, густые, но полупрозрачные брови и просторную однотонную футболку.
На сцене Волков предпочитает лаконичный черный пиджак - броню от окружающего мира, черные брюки и чуть мятую вследствие безучастия к ней белую рубашку. Причем не только в роли бедного на детали Брехта - это универсальный костюм и для Раскольникова, и для Брейвика, и для Волкова - того коктейля из личностей, который он создал в спектакле «Преступление и наказание». Скругляющие его овальное лицо маленькие очки делают глаза меньше, а степень схожести с ББ - больше. Непритворная задумчивость и тревожное спокойствие будто были у него в крови. И холодность лесов имеется, не Аугсбургская, правда, - Нижегородская. Короткостриженые, наскоро измазанные темной краской волосы и черная полоса над верхней губой - намеренная небрежность, четкое разграничение актера и персонажа, если таковым можно назвать Брехта.
Словом, внешне они схожи только фрагментарно и при определенном ракурсе, однако надев старую кожаную куртку, Волков вынимает то нутряное брехтовское, что есть в нем и создает художественный образ, сценическое воплощение некогда реального, конкретного человека.
Плюс на минус дает плюс
С сигарой в зубах (она исчезает из уголка его губ лишь тогда, когда он поет или произносит реплики, размахивая ей) твердо, будто непоколебимо стоит Брехт-Волков, развязно держа руку в кармане брюк, и обращается к нам с авансцены. Он стоит у самой рампы, приближая себя как можно ближе к зрителю, тем самым соблюдая один из основных принципов эпического театра, он высвечен контровым светом и прожекторам по бокам, и, кажется, обволакивает собой все пространство сцены. Именно с этой центральной позиции он цитирует отрывки из лучших текстов Брехта. Уверенный до неприличия в своих словах, он говорит, что сегодня игра будет вестись «быстро, легко и энергично», а «театр - это хороший спорт» и не обманывает. Играет по-спортивному, бегает как спартанец и говорит также быстро, как комментатор, практически минуя паузы. И это такая же правда, как и то, что убегает он со сцены боязливо, после зонга «I tell you we must die» ("Alabama song") и вовсе пятится назад, уползая на четвереньках.
Брехт мастерски снижал пафос войны, героизма, религии, государства. Волков работает на снижение личности ББ, его Брехт не только один из самых значимых персон прошлого столетия, но и раздражающий, порой безобразный тип.
Брехт - это не противоречия, это скорее дуализм. В нем противоположное живет в согласии. Он всегда не «за» и не «против», где-то «между», точнее - на грани. Волков - это растопыренные пальцы и непреодолимое, максималистское желание объять ими весь мир. Это странный речевой аппарат, когда губы совершают путешествие из стороны в сторону. Это сосредоточение на сказанном и неподдельный интерес ко всему, с чем он сталкивается. «Все, что вы видели до сих пор: моя агрессия, мой цинизм - все это я, все это есть, это часть меня, но самом деле, часть очень маленькая», - говорит он в уже упоминаемом спектакле «Преступление и наказание». Эти слова напрямую относятся и к спектаклю «Кабаре Брехт».
Брехт, которого играет Волков, - местами отвратительный и неприятный, иногда обаятельный и располагающий к себе, таким он и рисуется в воспоминаниях его друзей и знакомых, таким его представляют себе потомки. Его полярность укладывается в простую и точную математическую формулу: плюс на минус дает плюс.
«Я объявляю войну войне!»
Модель эпического театра, взятая за основу Бутусовым, - удобная платформа для политических высказываний. Частные противоречивые отношения Брехта и государства, не какого-то конкретного, а государства-механизма вообще, обостряются тем, что протекают на фоне войны.
Его удивительная способность говорить о частном в мировом масштабе, мыслить глобально. Он если пишет пьесу «Мать», то пишет обо всех матерях, если выступает против насилия, то объявляет «войну войне».
«Есть нам нечего, но мы побеждаем!» - такова бессмысленность и беспощадность войны. Брехт считал, что лучше быть трусом, чем обрекать себя на верную смерть. Волков, «молодой человек призывного возраста», тоже не желает участвовать в сделке правящих.
И вывод, принадлежащий обоим: «Право, я живу в мрачные времена». Волков всегда подводит зрителя к действительности, речи Брехта сегодня как нельзя кстати. Он говорит, что сейчас прозвучит песня, которая никакого отношения к Брехту и Курту Вайлю не имеет, зато к нам - самое прямое, и мы слышим современную песню, в исполнении Сони Никофоровой, она поет: «Я чувствую, что я вынуждена прервать молчание. / Это что, преступление?»
Во времена Брехта нельзя было говорить, в наше - невозможно молчать.
«Я мало что мог. Но власть имущие
Были б спокойней, не будь меня»
Факты биографии ББ, сплетаясь со сложноорганизованным мышлением этого странного и поистине выдающегося человека, рождают концепцию отношения Брехта к госаппарату и к войне в частности, что, безусловно, за счет последних событий вызывает определенный резонанс у зрителя. Волков-Брехт становится резонером происходящего, он, казалось бы, двигатель и главное лицо действия, но сценически находится в пассивном роли. Он лишь комментирует, оценивает и является логической связкой для бессчетных зонгов и этюдных миниатюр. Он - свидетель происходящего, часто такой же зритель, как и мы, сидящий в полутьме, с краю, так, что не сразу и приметишь его присутствие, то в позе роденовского мыслителя (простое, но точное изображение его ипостаси философа), то опустив локти на колени, а голову вниз, то сидя прямо и пристально смотря вперед. Создается ощущение, будто это сам Бертольт Брехт наблюдает за своей жизнью со стороны.
Его патологическое стремление к правде было одной из главных причин его многолетних скитаний по миру. ББ - «человек без государства, везде лишь временно прописанный». Ведь Брехт бежал, «меняя страны чаще, чем башмаки», стремительно сменял континенты в попытках отвязаться, уйти от ненавистного ему фашизма, который напрямую преследовал его, и, тем не менее, главной его мечтой было возвращение на родину.
Смена сцен неизменно сопровождается удалением с подмостков Брехта-Волкова. После каждого эпизода с его участием он уносит ноги, бежит стремглав, боясь оглянуться.
Возвращенец
Ужасней и свирепей, чем в первый раз, пульсирующее существо появляется снова, чтобы напоследок исполнить песню о Юкали, а точнее - о неизменной противоречивости жизни. Теперь песня нам уже известна, в спектакле Брехт будет исполнять ее с актерами своего театра. В этом закольцованность роли Волкова. Как Брехт вернулся на родину после долгих лет скитаний, так и Волков вернулся к себе через Юкали.
Юкали - это страна наших желаний, нашего счастья и наслаждения.
Это земля, где нас покидают заботы, куда мы стремимся, как к звезде, что своим светом манит нас в ночи.
Это край прекрасной разделённой любви.
Это надежда, живущая в сердцах человеческих.
Это избавление, которого мы так ждём с приходом завтрашнего дня!
Фото Юлии Кудряшовой
Анастасия Цымбал - студентка 2-го театроведческого курса СПбГАТИ.
