Ксения Русинова
«Крошечка-Хаврошечка» А. Беспалова, либретто Е. Фридмана. Режиссер Ольга Чичиланова. Детский музыкальный театр "Зазеркалье", Санкт-Петербург
В детском музыкальном театре «Зазеркалье» молодой режиссер Ольга Чичиланова поставила фолк-мюзикл «Крошечка-Хаврошечка». И, несмотря на внешнюю «детскую» направленность, спектакль все же не бездумно прост или наивно весел. Прежде всего, за счет выбранного материала.
История небезызвестная: Крошечка-Хаврошечка – сирота, попавшая к деспотичной Хозяйке, которая заставляет её заниматься тяжелой работой. Но в стаде коров, за которыми она приглядывает, есть одна, Пеструха, которая и помогает сироте: «пусть Хаврошечка войдет в одно ухо, а выйдет в другое»… Работа тем временем оказывается выполненной, сарафаны сшиты, полотна сотканы. Злая Хозяйка долго не может этому помешать, хотя пытается: отправляет одну свою дочь, другую, третью (Одноглазка, Двуглазка, Триглазка). Трижды избежать судьбы не получается – один глаз Триглазки не засыпает, а на утро корову велят зарезать. Девушка хоронит её и ухаживает за яблоней, которая вырастает на этом месте, продолжая помогать доброму человеку.
Материал народной сказки, конечно, невероятно интересен глубиной подтекстов: можно пласт за пластом открывать смыслы, накопленные опытом духовной жизни народа, запрятанные в образы, скрытые за символикой чисел и метафор: о бытие, круговороте жизни и смерти, судьбе, вере. Тема любви, кстати говоря, в виде однозначных счастливых финалов для русской народной сказки вещь несерьёзная и, в сравнении с философско-бытийной темой, второстепенная. Вот и здесь она слаба и предсказуема: мы ждем не столько счастливого соединения Хаврошечки и Трофима, сколько торжества справедливости. Для детского театра эта история очень подходит, здесь есть и доходчивая простота фабулы, и очевидная мораль: мучали-терпела-преодолела - получила награду в виде доброго молодца и счастливое «жили-были» в придачу. Но русские сказки тем и притягательны, что самое важное происходит не в финале действия, а разворачивается внутри: борьба начал, символика чисел и образов, преодоления, перевоплощения.
Сам спектакль «Крошечка-Хаврошечка» предельно условен. Нет ни четкого обозначения места действия, ни бытовых деталей — сеновалов, живописных задников с изображением полей. Сказка не про это, в бытовых уточнениях она не нуждается. Только портал сцены окаймлен деревянными столбами, словно некое окно в мир рассказчиков и героев. С потолка свисают веревочные путы, которые во время сцен с потусторонним (это и появления Коровушки, и песни-колыбельные самой Хаврошечки) начинают закручиваться, обнаруживая свою бесконечность. Достоинство спектакля — в тонко выдержанной единой стилистике, этнических костюмах, наконец, в слаженном актерском ансамбле как девушек-коровушек, так и тройки противных сестриц во главе с матерью (Елена Терновая). Громкая, угрожающе-большая, этакая Кабаниха с темпераментом драчливой Бабы Яги, размахивающая ружьем, в этой своей жуткой характерности ужасна и восхитительна одновременно.
Действие строится на контрасте – самом понятном приеме для детского сознания. Другое дело, что смысловых пластов, которые ожили, получив сценическое воплощение, несколько. Персонажи сказки становятся представителями двух полярных миров, двух сторон бытия. Хаврошечка, дух её погибшей матери (именно он, по версии постановщика, вселяется в Пеструху и помогает дочери) и — Хозяйка с тремя дочерями. Добро и Зло, долготерпение и милосердие – против жадности, грубости и жестокой силы, противопоставление покорности христианской веры неспокойному язычеству. Хозяйка и её многоглазые дочери не просто злы или бесчеловечны, они – дики, безумно-веселы, под стать своим музыкальным характеристикам: резкие, залихватские мотивы, дерзкие арии на контрасте со сценами-молитвами Хаврошечки, ласковыми, построенными на народных мотивах.
Дом, быт Хозяйки и её дочерей построены как настоящая преисподняя. Визгливые, демонические интонации, бешеные пляски и даже шкаф в форме гроба – много ли семей с такой обстановкой в русских деревнях? На заднике — изображение заточенных деревянных кольев и огромного костра. Но даже эти сцены сыграны весело, с хулиганским задором, ведь цель — не напугать юных зрителей, а развести в разные стороны силы. Страшно становится лишь в момент кульминации, когда Зло одерживает очередную победу – режут Пеструху. Образ коровы возникает на сцене как образ явления души (умершей матери Хаврошечки): складываясь из нескольких полотен, напоминающих хоругви, и так же медленно и таинственно рассеиваясь. Меняется и цветовая палитра спектакля: кричаще-красный уступает место темно-таинственному, лилово-прозрачному, успокаивающему. Сцена поедания свежей говядины пронзительна и трагична: отец пьет горькую, Хаврошечка в траурном черном платке плачет, а Хозяйка с детьми разделывается с тушенкой за столом (здесь впервые проглядывает: они не забавные вовсе, а страшное Зло, кровожадное, безжалостное).
Философско-бытийное и развлекательное в спектакле существует на неуловимой грани между детской сказкой и философской притчей. Языческая символика, многозначные образы славянской мифологии всплывают то тут, то там, зато актеры существует исключительно на радость зрителю. Разноцветные солдаты, забирающие в армию пастуха Трофима, гордо маршируют между зрительскими рядами, злодейки отплясывают, подмигивая публике. Бесконечное сосуществование плохого и хорошего так же вечно, как череда Жизни и Смерти. С намеком на это разрешается в спектакле и наказание Хозяйки с дочерями: они не просто остаются «с носом», а оборачиваются черными воронами и, каркая, разлетаются. Перевоплощение (а не гибель), лишь переход Зла в очередную форму.
Ксения Русинова - студентка театроведческого факультета СПбГАТИ, ksuta49@mail.ru.