Елизавета Авдошина
«Дыхание» ("Atmen"), реж. Кэти Митчелл по пьесе «Легкие» Дункана МакМиллана, театр «Шаубюне ам Ленинер платц», Германия. Был показан в Москве в рамках Фестиваля NET-2014.
На сцене множество проводов, опутывающих два постамента, на которые взгромождены велосипеды. На каждый из них сядет актер и станет крутить педали. Такой спортивный ход - не формальная выдумка. Крутя педали, актеры (а помогают им шесть подростков-спортсменов, в Москве это были юниоры из «Спартака») вырабатывают электричество для спектакля.
Из зрительного зала открывается картинка, похожая на велопрогулку молодой пары, в оживленный диалог которой нас вбрасывает спектакль. Диалог длиной в полтора часа охватывает полжизни героев, молодых мужчины и женщины, дошедших до известного рубежа, когда нужно сделать решительный шаг вперед – стать полноценной семьей, родить ребенка. Вот здесь и случается перелом в отношениях, слом в сознании: на весах вечности герои соотносят свою жизнь и жизнь целой планеты. Пока вселенский счетчик отсчитывает рожденных в данный момент плюс к уже живущим семи миллионам, каждый день губящих Землю, молодые люди решают что важнее: личное желание иметь ребенка или остановить экологическую катастрофу, которая только приближается с очередным новорожденным (подсчитать хотя бы выбросы вредных веществ от результатов жизнедеятельности). И тогда отказаться от этой идеи и посвятить свою жизнь высаживанию лесов, организации эко-митингов.
Если ты не сортируешь мусор и не задумываешься о глобальных проблемах, не осознаешь взаимосвязь между незакрытым краном водопровода и судьбой человечества, имеешь ли ты право рожать детей, зная о грозящем планете конце? Если ты читаешь умные книжки и считаешь себя прогрессивным человеком, имеешь ли ты право делить людей на «размножающихся тупых» и «одиноких» мыслящих? Постановка этих вопросов в спектакле немецкого театра звучит весьма опасно. И такое наблюдение выдано драматургом: гениальные люди чаще не оставляют потомства, а те, кто рожает (тут использовано неприглядное сравнение - «как крысы») не оставляют следа в истории.
Европейская расчетливость и рационализм четко прослеживаются сквозь новейшую британскую драму. Срез современного поколенческого сознания с его жаждой жизни для себя, отрицанием традиционной схемы человеческой судьбы, гендерным «клеймом» инфантилизма мужчин. Герой Кристофа Гавенда не может пережить охлаждения возлюбленной после неудачной беременности и выкидыша, женской трагедии, тем более выстраданной после с трудом принятого решения, - и требует повышенного внимания к себе, а не найдя, идет искать утешения на стороне. Героиня Дженни Кениг честно признается, что ради карьеры задавила в себе мысли о материнстве, подкалывает мужа по поводу не слишком успешной карьеры и оказывается в страхе и недоумении, когда получает от мужчины просьбу задуматься о рождении ребенка.
Смещенный от пьесы («Легкие») к спектаклю акцент в названии становится крайне значимым. «Все это черно-белый "фотосинтез" / а мы такие легкие земли», - писала Вера Полозкова в начале нулевых. Физиология, очень подробно описанная в пьесе, - проистекание беременности, выкидыш, роды, - выделяет «дыхание» с одной стороны, как первостепенный естественный процесс, основу жизни. С другой, как интимный: в любовных сценах сбивчивое дыхание в унисон погружает зрителя как будто внутрь тела персонажей. И ведь дыхание земли, дыхание жизни может навсегда сбиться. Именно об этом постоянно думают герои.
И вот, когда сталкивается личность и универсум, частное и общее, перестают действовать законы, которые ты сам себе выдумал. И если первая половина спектакля была провокационной, даже пародийно-лозунговой: нельзя угнетать жизнь на Земле, производя в мир нового человека, нужно спасти планету ценой собственного отказа от одной из вершин жизненного цикла, нужно не допустить «жизнь» ради самой жизни. То вторая – это гимн человеку и главной ценности человеческого существования: любви.
В какой-то момент мы чувствуем, как вместе с героями прошли путь от радости и эйфории до разрыва отношений, через взаимное непонимание и обиды к воссоединению новых Адама и Евы. Когда произошло то сакральное, что вдруг уравновесило рациональное и чувственное в человеке, его ум, болеющий за высшее, и сердце, желающее простого счастья: рождение долгожданного ребенка. Здесь ты ждешь последнего авторского слова - в кульминации борьбы противоположных идей. Им становится примиряющий внутренний монолог постаревшей героини, которая мысленно обращается к умершему мужу (Кристоф Гавенда перестает крутить педали и погружается в темноту), рассказывает ему о том, как сын устроил ее в лечебницу и как не разрешает утруждаться и вытирать пыль, чем «надоел». И заканчивает словами, исполненными любви. И эта трепетная любовь, пронесенная сквозь годы, о которой она говорит, отстраняясь внутренне от давно выросшего ребенка, задевает даже больше, чем когда мы слышали от ее возлюбленного готовность отрезать руку в знак сильного чувства.
И если сначала казалось, один человек не может ничего изменить, то изменив свою жизнь, он вселяет уверенность, что усилия одного не напрасны. Наглядным подтверждением здесь является все та же сцепка физического усилия и произведенной «животворящей» энергии, ведь если один остановится, замрет жизнь везде. Только в зоне настоящего искусства можно так точно, иногда даже острее, чем в реальной жизни, остраненно увидеть эти эфемерные чувства Любви и Ответственности. И то, как в них нуждается каждый, все мы и та планета, на которой мы живем.
Фото Stephen Cummiskey и Gianmarco Bresadola.
Елизавета Авдошина - выпускница филфака МПГУ, участница семинара молодых критиков при СТД РФ.
