Екатерина Звягина
"Горка" Алексея Житковского, реж. Павел Макаров, Приморский театр молодежи, Владивосток
За последние два года Приморский театр молодёжи заметно обновил свой репертуар. В ряду новых постановок оказалась и «Горка» по одноимённой пьесе Алексея Житковского. Премьера состоялась ещё осенью 2019 года, но спектакль до сих пор вызывает бурную и неоднозначную реакцию. Пьеса новая, ещё не успела заручиться автоматическим и беспрекословным авторитетом. К тому же режиссура Павла Макарова оказалось непривычной для многих зрителей.
Всё начинается с темноты, куда Настя (Дарья Мухортова), главная героиня, посылает сообщения в родительском чате. Там они и растворяются – родители будто нарочно игнорируют её слова. Речь девушки сопровождается действиями с автомобильной покрышкой, на которой написано её имя. Вообще на протяжении всего спектакля шины возникают то как элементы реквизита и декорации (диван, громкоговоритель, ворота детского сада), то как ремарки, а то и вовсе появляются в качестве героев (так была решена проблема большой группы детей на сцене). Шины перекатываются из угла в угол, из одной сцены в другую. Сам образ колеса напоминает древнегреческий миф о Сизифе, герой которого был обречён на тяжёлую, бесконечную и безрезультатную работу: катить на вершину горы в Тартаре тяжёлый камень. Молодая воспитательница детского сада, подобно Сизифу, вынуждена бесконечно отвечать на нелепые вопросы родителей, терпеть начальство, и конца и края этому нет…
В огромном чёрном пиджаке, который девушке не по размеру, Настя выглядит ещё более хрупкой и маленькой. Она крутится, как белка в колесе, утопая и в своих делах, и в сообщениях. Её отношения с людьми не ладятся с самого начала. Придя в свой потрескавшийся домашний уголок, актриса упирается в стену, а ее возлюбленный Олег продолжает сидеть, не отрываясь от экрана телевизора – так и говорят, даже не глядя друг на друга.
Первая сцена в детском саду напоминает какую-то пытку. Включаются неоновые лампы, хаотично развешанные под потолком (похожие можно увидеть в больнице при кварцевании кабинетов). На сцене появляется медсестра, своими повторяющимися механическими движениями и трескучим голосом напоминающая робота. Её имя, Жанна Борисовна, уже звучит как «Электра Форезовна», а её кабинет превращается в настоящую пыточную. Прикованная к медицинской кушетке воспитательница связана не только физически. Все эти допросы и приказы действуют на неё как электрический ток, парализуя и уничтожая.
Обессилев ещё в начале рабочего дня, Настя отправляется к следующему испытанию – подготовке детского утренника. Зал оглашается детскими криками, создаваемыми всего двумя актёрами. Из одной кулисы в другую натягивается нотный стан, на котором, как нотка, появляется учительница музыки. Передвигаясь вдоль линий, она перебирает их в зависимости от скачущей высоты своего голоса. Такое ощущение, что эти натянутые ленты – ещё и Настины нервы, на которых так нещадно играет учительница. Когда же два педагога начинают выяснять отношения, ленты превращаются в канаты поля для ринга, а впутанных в ссору детей то и дело перебрасывает от бортика к бортику. Настина борьба с окружающими продолжается дальше: голубой свет сменяется милитаристским, зелёным, а на сцену выходит мать Димы, мальчика, которого отправляют на карантин. Вооружённая игрушечным водяным автоматом и готовая к «нешуточной» атаке, она вслед за остальными продолжает наседать на воспитательницу. Из окружающих Настю героев можно было бы составить композицию трёх обезьян: Олег ничего не видит в маске сварщика, её помощница ничего не слышит в наушниках, а таджикский мальчик Озод – не говорит.
За трудным рабочим днем следует не самый приятный вечер – пытаясь найти контакты родителей, которые не забрали ребёнка из сада, Настя пишет в чат вайбера, но её тут же заваливает гора сообщений. Скорость флуда в чате выражается в её действиях: сначала она медленно подходит к каждой покрышке (они подписаны именами участников и выложены в ряд) и внимательно дослушивает каждое сообщение, но всё сводится к быстрому пролистыванию – перепрыгивая от одного колеса к другому, девушка мечется, не зная за что хвататься. Красный фон нагнетает обстановку. Всё заканчивается тем, что одно сообщение перекрывает другое, а её вопрос так и остаётся незамеченным. Переписка просто заваливает Настю, причём буквально – актриса стоит на одном месте пока на неё надевают шины, до тех пор, пока она полностью не исчезнет.
Выбраться из всего ей помогает Озод. Когда Анастасии снится сон, появляется музыка, создаваемая актёрами (композитор Роман Столяр). Настин ритм жизни становится более весёлым и жизнерадостным. Завораживает не только звуковое сопровождение спектакля, но и его художественное оформление (художник Егор Пшеничный, художник по свету Эмиль Авраменко). Яркие насыщенные цвета отделяют одну сцену от другой, не нарушая при этом целостности спектакля. Во время сна некогда белые неоновые лампы загораются разными цветами, как вывеска ночной витрины или казино, где девушка сорвала джек-пот. Её мечты прерываются сценой расставания с ребенком, тяжёлой и болезненной. И опять холодным неоном осветили лампы сцену. И опять темнота.
Противостояние Анастасии достигает своего пика в диалоге с заведующей детского сада. В отличие от пьесы, где Зульфия Фаридовна является самостоятельным героем, в спектакле её реплики поделены между остальными персонажами. Это Левиафан – саму её никогда не видели и известно о ней только со слов Насти. Это миф, созданный самой же девушкой, как, впрочем, и образы окружающих, которые показаны её же глазами. «Настя, я слежу за тобой» - произносит в итоге каждый персонаж, обостряя ситуацию.
У всех актёров, кроме Анастасии и Озода (Игорь Сушков), по несколько ролей, которые они постоянно меняют как маски на протяжении всего спектакля: Юлию Орышечко можно увидеть в роли Жанны Борисовны и мамы Димы, Олесю Белоконь – в роли музыкального работника и второй воспитательницы, Олег Демчук то появляется как дворник, то как дядя Озода, а то и вовсе бегает ребёнком из группы «Пчёлки» вместе с Сергеем Рюмкиным, у которого также есть ещё одна роль – Олега. Причём маски эти карикатурны: мама Димы предстаёт в образе плакальщицы, дворник напоминает зомби, медсестра – робота…
Время от времени Насте тоже приходится примерять маски - например, когда она приводит в дом ребенка или когда пытается объяснить маме Димы, почему мальчика необходимо забрать как можно скорее. И вот здесь возникает путаница – первые признаки буффонады проявляются, когда Олег смотрит телевизор (перед зомбирующим экраном герои начинают вести себя неестественно), при этом основным поводом для такого существования является взгляд на персонажей чужими глазами (в основном из представления Анастасии). Получается несколько принципов, по которым переключаются актёры от реалистичной манеры исполнения к утрированно-комической, но правила этих переключений не всегда удаётся отследить. «Истинные» обличия героев проявляются лишь в самом конце, когда они выходят строить горку, застилая её фольгированной плёнкой, в которую они были укутаны. Они больше не являются отражением Настиных мыслей. Обнимая девушку, они будто прощаются с ней. Опять звучит музыка из сна, Анастасия весело взбирается в горку, а потом с криком и хохотом скатывается вниз. И так раз за разом, но уже легко, без какой-либо ноши, постепенно исчезая в темноте.
Екатерина Звягина - студентка Театральной школы Константина Райкина, направление «Театроведение и драматургия» и продюсерского факультета ГИТИСа. Координатор образовательной программы Международного фестиваля-школы современного искусства «Территория». Куратор воркшопа «Современный театр. Производство понимания». Куратор дневника Тихоокеанского международного фестиваля современной драматургии "Метадрама" (Владивосток).
