Мария Бекк
"DJ Чехов" по "Трем сестрам" Антона Чехова, реж. Эдуард Шахов, Хакасский театр русской драмы имени М.Ю. Лермонтова, Абакан
Трудно найти театр, со сцены которого бы еще ни разу не звучало пронзительное «В Москву! В Москву! В Москву!». Знаменитая пьеса Чехова «Три сестры» в Абакане была поставлена последний раз Семеном Верхградским в 1988 году. Годы не изменили смыслов, заложенных самим Чеховым в этом произведении, но изменили политическую и социальную повестку, через которую режиссеры смотрят на это произведение.
Главный режиссер Русского академического театра драмы имени М.Ю. Лермонтова Эдуард Шахов поставил в Абакане спектакль, в котором громко заявил о бездействии и его последствиях.
Название спектакля «DJ Чехов» – единственное, что здесь, как любят говорить, «не по Чехову». Режиссер перекладывает нетронутый текст автора на философский концепт времени. Понятия бесцельности, небытия в бытии и пауз становятся одной из главных тем этого спектакля. Паузы «звучат» в спектакле Эдуарда Шахова особенно часто, равно как и в пьесах Чехова. Они становятся средствами выразительного «невыражения» героев и действия, претендуют на особую значимость. Это достигается в первую очередь за счет декламации актером в образе самого Чехова ремарок «пауза», которые время от времени парализуют действие спектакля. Кроме того, режиссер внезапно останавливает действие спектакля сначала видеофрагментами с историческими хрониками, обращенными вспять, а затем и вовсе лекцией «О роли пауз в драматургии Чехова», в которой и зрителям, и актерам объясняется значение и функции этих многочисленных пауз.
Предлагаемые режиссером обстоятельства при этом намеренно вступают в идеологический и художественный конфликт с главной идеей «застоя» в спектакле. Действие перенесено в танцевальный клуб на тематическую дискотеку в стиле «Трех сестер». Таким образом режиссер создает оксюморонную связь между местом действия - дискотекой как местом энергетического выплеска, концентрации наадриналиненных тел, физического раскрепощения, и лишенным надежд духом чеховской пьесы. Такая внешняя форма как ни странно удачно раскрывает структуру чеховского текста. Живая энергетика и электронная музыка «бьется» о бесцельность существования героев, увеличивая дистанцию между мечтами героев и реальностью, то есть их гипотетическим будущим и настоящим, а жизнь героев оказывается поставленной на паузу.
Этого удается достичь и за счет сценографии, которая представляет собой возвышающиеся ряды кресел и больше напоминает все же не танцевальный зал, а театральный. Однако явное достоинство этих рядов в том, что они являются точной копией настоящего зрительного зала и все происходящее на сцене – ни что иное, как зеркало для собравшейся публики, а, как следствие, и для всего общества. Все действие спектакля актеры пребывают на креслах, между рядами, вокруг них, словно попав в лабиринт, и лишь иногда вырываются из него на авансцену.
Выписывая действующих лиц по порядку, Чехов в «Трех сестрах» отдает главные роли Андрею Прозорову и Наталье Ивановне. Именно эти два героя больше всех меняются относительно начала пьесы и ее финала. В спектакле эти изменения хорошо показывают артисты. Перевоплощение Натальи Ивановны из вульгарной во власть предержащую особыуточно передает Валентина Прокопенко. Ее главным средством в достижении своих целей является единственный доступный и знакомый – сексуальность. Пытаясь соблазнить Андрея, она делает первые шаги по утверждению собственной диктатуры в доме Прозоровых. К концу спектакля Наталья Ивановна меняет кружевной пеньюар на деловой однотонный брючный костюм. О былой вульгарности напоминает только безвкусно подобранная блестящая брошь с символикой флага – признаком принадлежности героини к власти.
В прошлом перспективный Андрей Прозоров исполнен Владимиром Гавриловым как герой, не обладающий теми возвышенными и интеллектуальными стремлениями, которые приписывают ему сестры. Его мечта абсолютно приземленная – обладать женщиной, от того все его дальнейшие стенания об упущенных возможностях выглядят как закономерный исход событий. И артист опускает своего персонажа на самое дно, делая его до презрения слабым, жалким и сдавшимся.
Особо выделяется исполнительница роли старшей сестры Ольги Ирина Баженова - от начала и до конца хорошо сделанная роль хранительницы очага. Ирина Баженова удивительным образом не дает себе волю, чтобы расслабиться даже в танце, выглядит собранной, сконцентрированной, словно ее героиню преследует гнетущее чувство опасности, не дающее ей возможность до конца наслаждаться праздником.
Слабым местом спектакля является его визуальное художественное воплощение. Костюмы героев не подчинены идее спектакля, а декорация, дополненная яркими настенными баннерами, не помогает созданию атмосферы танцевального клуба. Помимо этого, неотчетливо простроенные отношения между Машей (Кристина Злотникова) и Вершининым (Денис Энгель) не позволяют самим артистам развить линию и историю своих персонажей, а зрителей могут оставить в недоумении о наличии между ними любовных чувств.
Любое действие, поставленное на паузу, должно рано или поздно продолжиться. Но Эдуард Шахов идет в своем высказывании дальше – он поворачивает действие спектакля вспять: его герои начинают ходить спиной, говорить текст задом-наперед. Так, знаменитая фраза Чебутыкина «Та-ра-ра бумбия, сижу на тумбе я» становится «Я тумбе сижу на, бумбия ра-ра-та», а последний монолог Ольги и вовсе превращается во что-то непонятное: «Ьтанз ыб илсе, ьтанз ыб илеще, ястежак, и, онтсодар кат, олесев кат теарги акызуМ». Ломаная траектория артистов в последней сцене строго подчинена рисунку, простроенному хореографом Алиной Мустаевой.
Подобно тому, как к паузе, актуализирующей конец и последнюю реплику героя, стремится вся пьеса Чехова, так и к финальной сцене стремится все действие спектакля.
Фото Марины Педоренко
Мария Бекк - руководитель литературно-драматургической части Русского драматического театра имени М.Ю. Лермонтова (Абакан), выпускница театроведческого факультета Высшей школы деятелей сценического искусства "Школа Г.Г. Дадамяна".
