Екатерина Кузьмина
«Рассказы Константина Треплева» по мотивам пьесы Антона Чехова «Чайка», реж. Гульнара Галавинская, Московский драматический театр на Перовской. Премьера: 27.02.2021
Любил ли Антон Чехов театр? Что собой представляет «чайка» в спектакле? И кто из персонажей «чайка»? Эти вопросы, в какой-то степени риторические, пришли ко мне в перерыве между первым и вторым действием под звуки шопеновского ноктюрна. Изюминка камерного театра на Перовской, уютного и теплого – живая музыка в фойе перед спектаклем и во время антрактов. А на сцене «Рассказы Константина Треплева» по мотивам пьесы Антона Чехова «Чайка». Именно так называет «своего ребенка» режиссер Гульнара Галавинская.
На стыке двух волн: театра переживания и театра представления происходят события завораживающие, а подчас и рутинные, милые ребяческие и взрослые, наполненные драматизмом. Время действия пьесы перенесено режиссером в наши дни. И эта временная координата как бы соприкасается с «блуждающими огнями» прошлого столетия.
В режиссерской интерпретации мы можем увидеть и что-то знакомое, ассоциирующееся с чеховской эстетикой, и совершенно чужое на первый взгляд, можно даже сказать, чужеродное, то, что, казалось бы, к Чехову не имеет отношения.
Поистине чеховское: герои любят и одновременно ненавидят. Словно «чайки» в поиске лакомства, они метаются и ищут счастья, но при этом так и не находят его.
Прорыв в режиссерском видении, на мой взгляд, это трансформация, произошедшая в образе Нины Заречной во втором действии спектакля. Ах, сколько ярких и неоднозначных Треплевых можно встретить на небосклоне режиссерских трактовок, и как мало Нин – не романтизированных, и не страдающих с самого начала действа. Нина очеловечена, как впрочем, и «вечно молодая» Аркадина, и «мопассановски безумный» Треплев, и «растерзанная» любовными переживаниями Маша, и «заядлый твиттерщик» Тригорин (вместо твиттера, правда, блокнот). Смешная, забавная, амбициозная, стремящаяся к славе и успеху Нина во втором акте превращается в усталую от жизни женщину, познавшую любовь и смерть.
Чужеродным, выбивающемся из авторского стиля Чехова, на мой взгляд, является преобладание красного цвета: в декорациях, в костюмах. Почему именно этот цвет так рьяно использует режиссер? Цвет агрессивный, сильный, притягивающий внимание.
К концу первого действия все пространство сцены заполняет крафт-бумага, изначально служащая декорациями к постановке Константина Треплева.
Красный цвет, «неаккуратно» разбросанные куски бумаги несут в себе атмосферу болезненности. Прибавьте к этому «декадентскую» сцену монолога Нины, выполненную в духе перформанса, и получим торжество ада. И словно совершив «странствие по загробному миру», мы прикоснемся к разгадке: а что есть «Чайка» в данном спектакле. «Чайка» для режиссера — это символ эфемерного, хрупкого; это тоска по утраченному … в жизни, в искусстве, в любви.
Что же не хватает спектаклю, чтобы история, задуманная режиссером, полностью раскрылась? Пока отсутствует та чеховская легкость, из которой бы родилась настоящая трагедия. Помните, как определяет жанр своей «Чайки» Чехов? И как понимали и истолковывали этот жанр его современники? Что драматург имел в виду? Эти вопросы, как мне кажется, должны направлять актера в поисках способа существования на сцене.
Вернемся к вопросу: любил ли Чехов театр? Чехов уверенней чувствовал себя в прозе, чем в драматургии. Закончив «Чайку» он говорил: «Вышла повесть». И перечитывая пьесу, высказывал, что «убеждается», что он «совсем не драматург». И что-то противоречивое прослеживается в отношении Чехова к самому театру: «Театр — спорт и больше ничего». Фраза, казалось бы, проникнута чувством безразличия, мол, что вы, нельзя так серьезно относиться к театру. Но как часто мы прячем под маской равнодушия то, что любим больше всего.
Екатерина Кузьмина окончила факультет музыковедения в УГК им. Мусоргского, а также Факультет художественного творчества кафедра режиссуры и актерского мастерства в АГИК.
