Ангелина Кравченко
«Волшебная гора» по тексту Томаса Манна. Электротеатр «Станиславский». Реж. Константин Богомолов
«Волшебная гора» - роман, признанный величайшим философским произведением ХХ века, и спектакль, в котором нет ни единого слова Томаса Манна, но есть ощущение атмосферы книги. Спектакля в итоге получилось два – один для тех, кто роман читал, а другой для тех, кто прочтет его в будущем. Зрители, знакомые с творчеством Константина Богомолова, ожидали увидеть масштабность, эксцентричность «Карамазовых», «Идеального мужа» или многословность «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Мушкетеров», но получили интимный разговор о табуированной и неприятной теме, о которой редко говорят со сцены, – теме смерти.
Никто не готов к смерти. Она надоедает, как только становится постоянной спутницей или когда устаешь ее ждать. Богомолов рассуждает о смерти и как о гибели физического тела, и как о философии жизни, которая напрямую приводит нас к концу сквозь череду дней и лет. Время - одно из главных действующих лиц и в романе, и в спектакле.
Почти в каждой главе романа Томас Манн скрупулёзно описывает течение времени, те мгновения, которые и составляют плоть бытия. Это время субъективно, оно имеет свойство замедляться и ускорять свой бег, в зависимости от состояния человека. Манна интересует время и как философская категория – это проявление бытия с точки зрения настоящего, прошлого и будущего всего мира. Писатель исследует тему бесконечности времени, безжалостность которого заключается в том, что оно непостижимо человеком, конечным по своей природе.
Так же время существует в романе как конкретный исторический период перед началом Первой мировой войны, смена эпох, где либеральные идеи сталкиваются с консервативными, время передела мира на пороге развертывающихся катастроф. Главный герой - Ганс Касторп - фактически учится у либерала-масона Сеттимбрини и иезуита-консерватора Нафты, мировоззрение которых противопоставлены друг другу.
Богомолов обращается к тексту Манна именно потому, что «Волшебная гора» позволяет ему обнаружить сразу несколько пластов отношений человека со временем. Страна, загнанная в смену репрессивных систем, как в круговорот времен года, где меняется природа, но не меняется среда. Мир, стоящий на пороге потрясений - будто затаившийся, в ожидании новых катастроф. Мироздание, оставленное Богом, обреченное на конечность смертью Иисуса Христа. Богомолов часто в интервью говорит о своём несогласии, бунте против времени, с его идеей неизбежного конца.
Константин Богомолов прокладывает нить от романа Томаса Манна к сегодняшнему зрителю и предлагает то, что становится универсальным для понимания идеи режиссера. Чужая смерть утомляет, надоедает, отнимает время. В спектакле умирание другого человека – досадная неприятность, не трагедия, не драма, а просто надоедающий факт, от которого хочется бежать. Богомолов подчеркивает это одиночество в смерти – и тем, как остается одна актриса, и тем, как бегут из зала разочарованные зрители, не способные осознать, что их гонит смерть. Гонит в жизнь, которая и является ежедневным индивидуальным путем к смерти. Ожидание (смерти или же изменения жизни?) трижды прерывается стихотворениями Николая Некрасова, Николая Заболоцкого и Варлама Шаламова, а после актриса заходится в агонии кашля.
Сценическая коробка, в которой находятся Богомолов и Морозова, напоминает приемное отделение старых больниц или тюремную камеру – промежуточный пункт между жизнью и смертью. И если кашель – это еще хоть какая-то жизнь, то во второй части спектакля жизнь исчезает, а вместе с ней и эта грань между нормой и девиацией отношений человека, времени и смерти.
Елена Морозова в спектакле очень тонкая, но в то же время, жесткая, если не сказать жестокая. Жестокая, когда кашляет на протяжении сорока минут, заражая всех окружающих желанием сбежать или повторить это за ней. Даже физически от этого удержаться сложнее, чем кажется. Жесткая, когда читает стихотворения людей, прошедших через ад: сталинские лагеря, бесчисленные унижения, повсеместную несправедливость и стойкость в попытке спастись. Здесь нет актерской игры в обыкновенном ее понимании, здесь нет того, что понимают под словом «театральность».
Богомолов ломает систему конечности, предлагая вместо движения от точки до точки - круг, уходящий в бесконечность. Конца не существует – времена года не перестанут сменять друг друга, а люди не перестанут рождаться и умирать. Круг замкнут, это подчеркивается тем, как Морозова читает стихотворения - не ставя точки, она всегда будто не договорила. Зал практически с самого начала погружается в ожидание: определенного начала, очередного стихотворения, финала и поклона. Но все это меркнет перед ожиданием действия, частью которого становится сам зритель. И он тоже с трудом выдерживает эти хрипы, всхлипы и кашель вокруг… пока не привыкнет.
Фото - Олимпия Орлова
Ангелина Кравченко учится на актерско-режиссерском факультете в НИТИ им. П.М. Ершова. Занимается разработкой сценариев для видео.