Лейла Салимова
«Бельгийские правила/ Бельгия правит», реж. Ян Фабр, Театральная компания "Трубляйн" (Бельгия), фестиваль «Территория»
«Бельгийские правила/ Бельгия правит» – спектакль-живописное полотно, написанное яркими ренессансными красками. Режиссер Ян Фабр – алхимик театра, замешивающий смыслы своего спектакля, словно художник краски, добавляющий для яркости и сияния некий первоэлемент – стихийно-эстетическое начало, открывающее в первозданном виде мифологическое сознание. Пиво, чипсы, шоколад – стереотипы бельгийской культуры, подвергающиеся деконструкции художественными средствами. Бельгийское сознание – это коллаж из фламандской, валлонской и немецкой культур, границы между которыми очерчены резко и вместе с тем размыты до полного растворения понятия о нации. Спектакль Фабра в рамках фестиваля-школы современного искусства «Территория» о маленьком королевстве Бельгии говорит не только о социально-нравственных, политических проблемах, но вскрывает воинствующую противоречивую природу человека, впечатлительного, вспыльчивого, обладающего разрушительной силой слова и дела.
Дихотомии: от идиллии к деструкции
«Всякая Игра есть, прежде всего, и в первую очередь свободное действие», пишет Йохан Хёйзинга в книге «Homo Ludens». Именно стихийная игровая природа правит спектаклем Фабра, позволяя свободно создавать бесчисленное количество комбинаций смыслов. История страны, мира в целом, рассказанная в оживших картинах, своеобразной пантомиме, движущим элементом которой стали вечные вопросы, отражена в законченных визуальных этюдах на темы живописи. Внешнее действие подчинено смене исторических эпох: отсчет ведется от раннего Возрождения и ключевой фигуры этого времени Яна ван Эйка и завершается сюрреалистическим мышлением Рене Магритта. Финал решается через снижение сакральных смыслов – тусовкой футбольной команды «Red Devils». Внутреннее действие подчеркнуто рваное –отражается в остром эмоциональном надрыве.
Наверное, один из фрагментов этого огромного эпического полотна может наиболее законченно и лаконично охарактеризовать общий режиссерский посыл. Немецкая бабочка (Анни Чупер), обеспечивающая перевод на жестовом языке под композицию «La muette de Portici: Amour sacré de la patrie» Даниэля Обера, постепенно увеличивает широту жеста, доводя его до хаотического танца-умирания бабочки. Это путь культуры от линейности к дискретности, от логоса к хаосу.
Рождение Бельгии – это особый мучительный обряд прохождения через символические «материнские воды» первооснов страны и будущих ее стереотипов – кирпича, угля и картофеля фри (Табита Шоле, Конор Томас Доэрти, Чигдем Полат). В глубине сцены расположены три небольших холмика (три региона Бельгии), почти могильных, созданных из тех же черного угля, картофеля фри и кирпича. Сквозь эту толщу материалов прорывается живое существо, извивающееся в своей ломаной пластике, приспосабливающееся к жизни, но уже с гордостью несущее флаг своей страны. The Belgian hedgehog – бельгийский ежик, своеобразный сказитель истории Бельгии, гид по истории ее культуры и театра, – говорит о том, что каждый рождается с кирпичом в животе.
Кирпичу, дому, семейным ценностям посвящена следующая зарисовка, а точнее настоящая картина Яна Ван Эйка «Портрет четы Арнольфини» (1434). Смысл картины рождается в конкретном образе – кирпича, рожденного во чреве матери. За кирпичом скрывается ужасная правда – дома бельгийцев похожи на норки ежей, такие же темные и маленькие.
Безумие, алчность и жестокость, воплощенные в облике безумной старухи из фламандского фольклора, в картине Питера Брейгеля Старшего «Безумная Грета» (1562), перенесены режиссером на сцену в облике саркастической пары: жены и мужа или шута и какой-то ведьмы, которую тягают за волосы. Они с восторгом рассказывают о том, какая прекрасная у них страна, где нет зоофилии, ксенофобии, педофилии. За восторгом, прописанным режиссером в гротескных, ренессансных тонах, скрывается жестокая правда – противоположные эмоции: страх и разрушение, войны и жестокость, то есть то, о чем говорит картина Брейгеля.
Уникальность режиссерского подхода - в переложении, трансформации изобразительного текста в действенный, в том, что, сохраняя историческую последовательность смены эпох, он вскрывает в ней вневременные проблемы. Это хорошо можно увидеть в сцене «Девушки в шубах. Ружья». Размноженная картина Питера Рубенса «Шубка» (1630-е) оказывается бомбой замедленного действия. Жестокая красота скрывает под полой шубы ружье – это сцена всемирной перестрелки, бесстрастной статистики экспорта-импорта оружия, круговорота денег в природе.
«Бельгийские правила/ Бельгия правит» – это спектакль-перевертыш, существующий одновременно по законам и вне всяких законов. Бельгия – страна карнавалов и праздников. Режиссер не воспроизводит на сцене ни одной картины Иеронима Босха, но настроение картины «Корабль дураков» (1495-1500) витает в атмосфере спектакля. Корабль как один из наиболее распространенных метафор Средневековья и Возрождения плывет у Фабра по волнам житейских грехов любострастия, чревоугодия, разврата. Они отражаются в зеркальной поверхности праведности. Принцип зеркала - один из основных приемов режиссера, позволяющий заменить традиционное понятие о катарсисе. Колоссальный объем отрицательной энергии, негатива, который транслируется средневеково-ренессансной атмосферой, снимается обратным отражением, антонимом сказанного слова – блудливые Венеры, священные насильники.
Карнавальное начало присутствует в спектакле в форме игровых интермедий, танцевальных номеров, отбивающих основную историческую нить спектакля, создающих необыкновенную атмосферу праздника. Праздник в бельгийской культуре носит амбивалентный характер. Например, танец «Blancs Moussis de Stavelot» реально существующей группы в маленьком городе Ставелот полон провокаций и сатиры, направленной против монахов. Маски с красными длинными носами, недвусмысленно напоминающими фаллосы, белые одежды с остроконечными колпаками и свиные пузыри в руках. Или, наоборот, массовая сцена с национальными флагами – патетический финал, провозглашающий торжество компромисса и гуманизма.
Тотальное действие: театр смерти, театр жестокости, визуальный театр, театр любви, театр компромисса
Четырехчасовое действие, оформленное в ритуально-обрядовом ключе, охватывает полный цикл жизни, отдаленно носит сакральный характер. Одним из важнейших проводников, дополняющих визуальный рисунок теоретическими основами, стал ежик, метафорический образ бельгийца, который так же, как и этот лесной зверек, живет в темном домике, защищает свои мысли и чувства от мира символическими иголками агрессии и жестокости. Он рассказывает о том, что бельгийцы любят театр смерти и жестокости, визуальный театр и театр компромисса. И над всем этим носится любовь.
В одном из интервью Ян Фабр признался, что Антонен Арто повлиял на его мировоззрение. Безусловно, идеи Арто имеют выраженный бунтарско-экспериментаторский характер и, во многом, определяют основные тенденции современного культурного процесса. Несмотря на то, что режиссер напрямую говорит о том, что бельгийцы любят театр жестокости, это все-таки лишь распространенный театральный код. Вполне возможно назвать постановку Фабра тотальным синкретическим искусством, в котором есть и ощущение актуальности тревог, и специфика восприятия времени.
Точно также как и театр смерти. Мысль о смерти, призыв memento mori с невероятной настойчивостью звучал в XV столетии. Пляска смерти – это всеобщий хоровод, всеобщее равенство перед смертью. Она была неким благочестивым предостережением, социальной сатирой, что, безусловно, характерно для этой эпохи. В спектакле Фабра этот сюжет решается через художественное мышление бельгийского символиста Фелисьена Ропса и его картины «Пародия на человека» (1881), «Порнократия» (1878). Аннабэль Шамбон исполняет ритуальную Пляску смерти, скрывающуюся под человеческой маской под аккомпанемент звонкого бутылочного звона пивной юбки.
От абсурда через истину к абсурдно очевидным вещам
Запрещается называть трубку трубкой. Запрещается носить маску, если только вы не голубь. Нужно давать вашему ребенку пиво. Нужно быть милым и молчаливым. Нужно плевать на смерть. Нужно притворяться, что все прекрасно. Можно думать сердцем и чувствовать умом… список можно продолжать до бесконечности. «Бельгийские правила / Бельгия правит» – спектакль о многогранной, разноликой культуре одного государства, отражающего абсурдность мироздания вообще. Дихотомии логоса и хаоса, линейности и нелинейности восприятия, непрерывности и дискретности – все это было упаковано режиссером Яном Фабром в сложную многочастную композицию с карнавальными шествиями, пропедевтическими уроками о жизни и полным талмудом правил.
Фото © Wonge Bergmann
Лейла Салимова - магистрант Российского гуманитарного университета, театровед. leila.salimova@mail.ru
